Дело в том, что к наступлению «эры Хэйсэй» Япония в целом достигла своей официально не провозглашенной, но все же всем в стране понятной цели: в мирном соревновании она догнала и в чем-то даже перегнала надменный Запад, как бы перечеркнув тем самым кровавые события 30—40-х годов. На глазах практически одного поколения страна прыгнула в «самые-самые», а для японцев доступной обыденностью стали автомобили и видеомагнитофоны, хотя еще 40 лет назад речь шла лишь о том, чтобы почаще иметь приправу из морской капусты к скудной чашке риса.

События этой эпохи меркнут по сравнению с трагедиями и триумфами «эры Сева» (1926—1989 гг.), эпохи правления императора Хирохито, когда Япония совершила умопомрачительный вираж от военной диктатуры, попрания малейшего инакомыслия, кровавой бойни на Тихом океане и ядерного гриба над Хиросимой к баснословному экономическому успеху, мирной конституции и респектабельной парламентской демократии наших дней.

Будущие «люди Хэйсэй» — это нынешняя молодежь, не знавшая тягот войны и морального шока от поражения, не испытавшая тягот восстановления хозяйства и аскетизма эпохи «экономического чуда», когда старшее поколение отказывало себе во всем ради надежды на лучшее будущее. Они привыкли к достатку, отдыху у мори пока, в сущности, довольны своим положением и перспективами, демонстрируя консерватизм, который маскируется под презрение к «политике и идеологии».

Самый сенсационный бунт Акихито устроил, когда на теннисных кортах горного курорта Каруидзава он встретил в 1956 году очаровательную девушку по имени Митико,— дочь крупного предпринимателя-мукомола. Ему было 23 года, ей — 22, и не привыкший к женскому обществу принц влюбился, как в сказке, с первого взгляда. После недели встреч на кортах он стал бомбардировать Митико письмами и телефонными звонками, предлагая ей руку и сердце. Отец девушки поначалу струхнул, поскольку Акихито хотел немыслимого: жениться на простолюдинке  наперекор древнему закону, предписывавшему «сыну Неба» искать спутницу жизни лишь в пределах императорского клана.